Парма - хвойный лес на Урале. Фото: unesco.ru

Уставшие стюардессы с искусственными и неискренними улыбками разносили холодные сэндвичи по узкому, грязному проходу  самолета скользящего на высоте 10 000 метров оставляя под собой облака, города, села, поля, луга, реки, людей. Сверху, синим покрывалом, появились бескрайние леса, с каждым годом уступающие цивилизации свои девственные земли. Где – то там, впереди, за горизонтом, лежит суровая и прекрасная тундра, прячущаяся, словно стыдливая невеста за завесой таежных лесов. Именно в эти Земли, которые местные жители называют теплым словом «парма», в стародавние времена влюбился древний финно-угорский мир. Умершие, ныне живущие народы этой семьи, разошлись на тысячи километров, раскинувшись, словно дружеские объятия, от Дуная до Севера.

Самолет устремился вниз, приближая взору петляющие реки, острова, салатово – свежий лес, дома, дымящиеся трубы, пока наконец не приземлился на посадочную полосу столичного аэропорта Республики Коми.

Перед глазами проносились маленькие самолеты, вертолет, несколько машин на фоне частных домов, которые смотрелись гармонично с многоэтажными каменными великанами.

Наконец, самолет остановился и пассажирам было предложено спуститься по трапу и проследовать в автобус. Я, наконец, вышел из железной птицы, вдыхая полной грудью сочный, густой воздух хвои и черемухи. Нас встретила красочная надпись на языке народа коми, приветствующая гостей столицы в этот солнечный день.

Набитый автобус проехал 20 метров, остановившись у входа в аэропорт, больше напоминающего крупный автобусный вокзал. Люди устремились в город.

Меня встретили организаторы конференции, светлые люди, наверно, можно сказать настоящие люди, человечные люди, неиспорченные суровыми законами потребительского мира, диктующего мчаться на пролом. Мы поехали по узким улицам столицы в сторону гостиницы, любуясь местными достопримечательностями, пробивавшимися из советских построек барачного типа и новостроя. Весь маршрут составил чуть более 5 минут.

Оформившись в гостинице, вместо отдыха я предпочел пройтись по улицам Сыктывкара, праздновавшего День пограничника с проистекающими из этого веселья всяческими алкогольными возлияниями местных защитников. День был теплый, как шерсть оленя, согреваемая весенними лучами солнца. Дети катались на роликах и велосипедах, взрослые шли по делам или просто сидели на скамейках. Честно говоря, если бы не названия улиц, оставшихся от советской эпохи написанных на языках коми и русском, а также флаги России и субъекта Федерации, можно было предположить, что я нахожусь в одном из небольших городов, допустим, Владимирской области. В этот самый момент, мне не хватало местного колорита, ведь к своим 30 годам, я ни разу не общался с представителями этого древнего народа. Я шел по тенистым переулкам, ярким площадям, но так и не услышал речи коми.

Беседуя со случайными прохожими, увы, я констатировал для себя одну крайне печальную данность: язык коми постепенно умирает вместе со своим народом, тихо, медленно, робко, как поздняя поземка, уступающая свои права могучей, сибирской метели.

Сферы применения языка коми, практически отсутствуют, а значит практической пользы от изучения языка в школе для применения в различных отраслях - нет. Многие жители, с кем я беседовал искренне считают, что свой язык знать необязательно, а в некоторых случаях нежелательно, так как он вырабатывает акцент во время беседы на русском языке.

Только на следующий день во время конференции я услышал язык коми из уст сотрудников республиканской администрации и министерств, но за отсутствием системности это больше напоминало как дань уважение местной, самобытной культуре, но не больше. Проблемой сохранения культуры и языка народа Коми озадачено, увы, очень мало пассионариев, но даже и у них нет четкого видения того, каким образом можно возрождать национальное самосознание.

Вечером, прогуливаясь вдоль берега  реки Сысола, я пытался собрать все свои противоречивые мысли воедино, но у меня так и ничего не получилось. Я лег на траву, устремляя взор на север, где алели тона зашедшего, но не ушедшего солнца… стояла белая ночь. «Как же хорошо…», шептала моя душа, но грусть тяжелым осадком ложилась в мое изнывающее сердце.  

Лица, глаза, улыбки  этих светлых людей проносились перед глазами, как таящий мираж, постепенно уходящий в прошлое. Я думал о своей жизни, о своих переживаниях, о тех, кто рядом и о  тех, кто далеко, вспоминал свои потери и приобретения и как бы мне хотелось, чтобы течение этой холодной реки, унесло все самое грустное и необратимое куда-нибудь далеко, туда, где всю мою печаль смог бы погрузить на нарты угрюмый ненец и отправить весь этот обоз, везомый шальными оленями, к берегам Ледовитого Океана.

…Наступил день. Пришло время прощаться с местными имамами, которые запомнятся мне своим закаленным характером, прямотой и искренностью. Они отличаются от имамов других регионов тем, что не отшлифовывают свои знания, предавая им ювелирную огранку, а день ото дня прикладывают все силы, чтобы своей искренностью поддерживать огонек веры в сердцах людей, не позволяя ему потухнуть от дуновения северных ветров. Возможно, именно эта искренность сильнее глубоких познаний, потому что в этих северных местах люди еще  не разучились распознавать сердцем  доброту и правду.

Я пожал им  загрубевшие от тяжелой работы в шахтах, руки              и пожелал всего самого доброго. Я завидовал им … завидовал их храбрости и прямоте, завидовал их глубокому и вдумчивому взгляду, завидовал тому, что они делают то, что, наверно, никогда бы не смог сделать я… завидовал им, уходящим в полярные дни и ночи к своей редеющей пастве….

Время неумолимо приближало вылет, поэтому я смотрел на часы, сидя в шумном  холле аэропорта. Сотрудница аэропорта предложила мне кофе и благодарный за ее внимание я решил задать ей несколько вопросов. Как же был я опечален тем, что она с искренней улыбкой молодого, обаятельного лица, сказала о том, что специально не говорит на языке коми и постарается сделать все, чтобы не выйти замуж за своего соплеменника!... А отвечая на мой вопрос: «Почему?!», пожав плечами шепнула, что просто ей не нравится ни язык, ни люди.

Самолет взлетел, словно одинокий журавль, взяв курс на коптящую Москву. Мне было грустно покидать эту красивую землю, из головы не выходили слова девушки, которая совершенно точно передала настроение целого народа. На  этом фоне проблемы татар казались менее острыми, но легче от этого не становилось. Погруженный в свои мыли я добрался до дома и войдя в маленький скворечник столичных джунглей, выдохнув, опустился на пол. Перед глазами шумел лес, плыла река и звенели соловьи. В этот вечер с упоением прочел практически все книги, которые мне были любезно подарены и сделал несколько заметок для написания стихотворений.

Перед сном решил проверить почту и нежданно наткнулся в социальных сетях на одну знакомую татарку, которая после приветствия, практически слово в слово повторила слова сотрудницы аэропорта, разочаровавшись  в поисках супруга среди татар. Мне стало страшно быть свидетелем этой пугающей действительности. Целые народы идут к своей погибели, провожая более слабых безучастным взглядом. Почти исчезли водь, ижорцы, кереки, энцы, а мы не замечаем этой великой трагедии. Минуют десятилетия и десятки других народов последуют вслед за ними, оставив после себя этнографические музеи и кассеты с мертвыми языками. Если самосознание не пробудится, то промелькнут еще несколько столетий и последние из народа коми, покинут это бренный мир под крики далеких оленей, прощающихся с тем народом, который жил с ними бок о бок долгие века. Мир лишится своих детей и от этого, краше и уж тем более лучше, он не станет.

Ренат Абянов